Форум » » Господа, и, главное господамы! Рассказег. Про любофф » Ответить
Господа, и, главное господамы! Рассказег. Про любофф
Paul: Я вижу, зесь все стало как-то тихо и безлюдно... очень жаль =((( Впрочем, я все равно выложу здесь свой рассказик. Рассказик про любофф. Надеюсь, кто-нибудь прочтет и расскажет о своем мнении. Предупреждение! Есть мат
Ответов - 5
Paul: Поехали. Все события этой истории происходили почти на самом деле, все персонажи имеют под собой реальных людей, все совпадения случайны. Всегда Ваш, Троцкий. Только что я осознанно совершил ошибку, если меня за нее убъют, не поминайте лохом. ЗЫ - история про сопли и любовь Трагичная история про Сережу Соболева В славном городе Мухосранске, в районе Дрись, жил студент Сережа Соболев, был он, как водится, бедным, но в меру. Учился Сережа на третьем курсе архитектурного факультета местного ВУЗа, работал в местной школе и общался с местным донжуаном(ебырем-террористом) Саней Рожковым и местным неформалом (неудачником) Васей Пупкиным. Еще у Сережи была девушка, и ее звали Марина. Марину признавали: жуткой стервой, буйной истеричкой, бесспорным лидером школьной девичьей тусовки, три раза королевой красоты в школе (правда, два из них в младших классах) и божьим проклятьем, ниспосланным на Сережу Соболева. Последний пункт был скорее выводом из всех вышеперечисленных плюс тот факт, что при упоминании о Марине взгляд обычно очень организованного и практичного Соболева терял всякую осмысленность и начинал мечтательно блуждать где-то в высших сферах. «Разве что только слюнка по подбородку не стекает» - горестно жалились на жизнь Рожков и Пупкин, а Пупкин, с которым Марина ладила далеко не всегда, еще и потирая затылок, по которому доставалось постоянно – то от Мариночки – сумочкой, для острастки, то от Соболева подзатыльник, чтобы не пиздел Вася нелицеприятного про Марину. Встречался Соболев с Мариночкой уже полгода, однако ебать ее не трахал, ибо чувствовал себя грязным и отвратительным животным рядом со светлым ангелом – Мариной, которая еще и ломалась к тому же. Соболев не хотел травмировать юную девичью психику Мариночки излишней поспешностью, а посему страдал, погибал от спермотоксикоза, но мужественно терпел жизненные невзгоды, с тоской о лучших временах подрачивая в сортире. Надо так же отметить, что Соболев почти не пил, ибо алкоголь с некоторых пор не доставлял ему никаких радостных ощущений, не курил, по тому что давно бросил, и почти не матерился, из убеждений. Марина же, будучи в самом цветущем возрасте и являясь душой, боевыми когтями и кулаками компании, не могла себе позволить такой же роскоши. Посему, Марина и пила, причем иногда до полной несознанки, и курила, и материлась, когда надо. Впрочем, влюбленного до состояния идиотизма Сережу это не останавливало. Наша история начинается с одного раннего февральского вечера, когда хорошо выпившая Марина висла на плече у Сереги, стоявшего у лавочки в углу двора. Уже почти стемнело, погода была очень сырая и промозглая, шло что-то типа снега с дождем, толком и не поймешь, что за дрянь сыпалась с неба, ветер дул сырой и пронизывающий до костей. До этого Соболев 20 минут выстукивал зубами советские марши, ожидая, когда же явится Марина. И вот она явилась. Явилась, надо сказать, в подпитии, в достаточно слезливом настроении. Мариночка висла у Сереги на плече, плакала ему в куртку, Соболев гладил Мариночку по голове, прижимал к себе и пытался успокоить. Так прошло еще минут десять. Наконец, Марина оторвала заплаканное личико от соболевской куртки и заглянула Сереге в лицо. Соболев вперил взгляд, полный телячьей нежности, в маринино лицо, в который раз глядя на ровное личико с тонкими чертами, заглядывая в большие темные глаза, чуть лукавые, чуть хищные, такие блестящие. Впрочем, блестели-то глаза от выпитой час назад водяры. Ладно, херня. Самое главное, что ты со мной. Моя. И ничья больше, - подумал Соболев. Слово бы в ответ на эти исполненные романтизма Соболевские мысли, Мариночка снова уткнулась ему в плечо и пробормотала слегка запинающимся языком: - Сереж, я его послала. - Кого? – в недоумении посмотрел на нее Соболев. - Любовника! – выдала Мариночка. Соболев почувствовал, как внутри все ухнуло вниз, а в голову словно бы влетел порыв холодного ветра, бушевавшего снаружи. - Какого б… любовника? – спокойно, насколько мог, спросил Серега. - Одного из трех… - пролепетала Марина. - Так. Это не смешно. Ты шутишь? – с внезапно проснувшейся надеждой на лучшее спросил Соболев. - Н-не… - выдавила все еще заплетающимся языком Марина. – Любовники… э…к-казлы. Я их всех послала. Ты у меня теперь один, - и преданно уставилась в глаза Соболеву. - Солнышко, давай-ка разъясним этимологию слова «любовник»… - Этимо… что? - Ты с ними ебалась? – наконец выдал Соболев страшный вопрос. - Ну… да… - всхлипнула Марина. – Но я их всех уже бросила. Ради тебя. Ты у меня один. А с тобой я боялась… Ты слишком много для меня значишь… Вдруг бы ты ушел? Соболев всегда отличался тем, что даже в самых пиздецовых ситуациях умел держать лицо. Сейчас он просто аккуратно и даже почти нежно снял Маринины руки со своих плеч, развернулся и спокойно пошел домой. «Вот пиздец…» - думал по кругу Соболев. Более осмысленных мыслей в голове не наблюдалось. Потом подумалось «Пойду повешусь нах» - правда, ясно было как день, что уж этого-то Соболев делать точно не будет, не дитя поди. Потом снова подумалось «Вот пиздец». И снова. И опять. Когда Соболев наконец добрался до дома, мысли его обрели некоторую ясность. Однако интеллектуальнее не стали. К уже имеющимся добавилась мысль «я - идиот». «Прям как Пупкин» - ехидно заметил голосок из глубин подсознания. «Молчи, ссука, у меня трагедия» - мысленно ответил ему Соболев и продолжил страдать. Сережа Соболев, 20 лет отроду, вроде взрослый, серьезный человек, чувствовал себя обосранным котенком. Все, кто этим вечером приходили к Соболеву, (то есть Пупкин, Рожков, двое старшеклассников опять в надежде отпиздить ненавистного Соболева, Рожков с девушками, трое старшеклассников все в надежде побухать на флэту и побакланить с Серегой, снова Пупкин, теперь уже в расстроенных чувствах, излить душу насчет Насти Петровой, и даже протрезвевшая Марина), встречали лишь немую дверь. «Нету дома» - делали все они вывод и шли восвояси. Вывод был несколько ошибочным. С одной стороны Соболев был дома. С другой стороны, он был совсем не здесь, и может быть даже не сейчас. Соболев сидел на кухне, глядя бессмысленным взглядом в пространство. Перед ним столь же бессмысленно, и даже, пожалуй, беспощадно, стояла пустая бутылка из-под водки, оставленной когда-то Рожковым. На внешние раздражители Сережа не реагировал. Именно в таком состоянии его нашел уже совсем под вечер Саня, который заподозрил что-то неладное и попросил ключи у соседки. Соболев все так же сидел, мутными глазами глядя в туманную даль, не обращая никакого внимания на Рожкова. Сначала Рожков подумал, что он тут не нужен. Потом пораскинул мозгами и подумал, что он, Рожков, тут очень даже нужен и не бросать же друга в беде. Рожков долго сидел напротив, пытаясь достучаться до Соболева и поддерживая коннект найденной в недрах серегиной квартиры половиной бутылки коньяка. Когда бутылка наконец опустела, застывший и недвижимый Соболев всхлипнул, уронил голову на ладони и тихо заплакал. Потом Соболев очень радовался тому, что видел это завораживающее действо только Саня. Впрочем, не в этом суть. На следующй день Соболев позвонил на работу и хриплым и тоскливым голосом сообщил директрисе, Галине Всеволодовне, что не сможет на этой неделе выйти на работу. «По личным причинам». Готичная дипрессия продлилась где-то два дня – Соболев был апатичен, реагировал на окружающий мир слабо, зато много сидел и обдумывал свое незавидное положение. Марина приходила, пыталась с Соболевым говорить, и даже пыталась вернуть все на круги своя посредством истерики. Правда, Соболев посмотрел на нее как-то отстраненно и вежливо попросил пока не заходить и не трогать его. На третий день Соболев вышел на работу. После уроков Мариночку чуть не хватил удар, когда она увидела сидящих на лавочке рядышком и о чем-то увлеченно бакланящих Серегу Соболева и Юрика Косынкина, из 11В, с которым она буквально дня четыре назад порвала. Оба выглядели нездорово: Соболев осунувшийся и небритый, Косынкин – осунувшийся и нечесанный. Наконец, заметив Марину, Соболев поднялся с лавочки, что-то сказал Юрику, крепко пожал ему руку и направился к Мариночке. Почти всю дорогу до Марининого дома они прошли молча. - А как ты узнал, что это Юрик? – наконец спросила Марина. - Слухами земля полнится, - туманно ответил Соболев. - Ты на меня больше не сердишься? – невинно хлопая глазами, спросила Марина. Соболев посмотрел на нее и тяжело вздохнул. Ну что, объяснять ей, что он ни черта не ел эти три дня, чудом снова не начал курить и чуть не съехал крышей? Да ну, нафиг. Глаза у нее все такие же. Темные, большие и красивые. Ресницы пушистые. И глаза хитрые. Лукавые. Любимые, короче говоря. - А у меня родителей дома нет, - так и не дождавшись ответа, тонко намекнула Марина. Соболев еще раз, уже совсем незаметно вздохнул и пошел за Мариной в темный вонючий подъезд ее дома. PS В тот день Соболев, конечно, переебал Марину, правда практически безо всякого удовольствия. С тех пор Марина, вроде бы, завязала с блядством. Так они и встречаются до сих пор. Правда, Серега уже успел отплатить Мариночке той же монетой, хоть и не такого крупного номинала, сильно увлекшись на пару с Рожковым девочкой Ксюшей, красивой, как лучик солнца… но это уже совсем другая история.
Макарона: Paul Круто, что не говори. Прямо, решительно, и главное грязная правда о наших молодежненских буднях... Словно господин автор не с таинственного Мухосранска все это срисовал, а с нашей Казани, которую медленно, но верно захватывает осень... \утаскивает рассказ в папочку и идет звонить звонить своему "Сереже"... Брр, то есть Мише. Пусть почитает, ему полезно!! :)\
Tasty_Cat: Жизненно )
Paul: Макарона По правде говоря, автор все это сдул бессоветсно с событий, происходивших в нашей москве, которую уже потихоньку затягивает в зиму.
Макарона: Paul а мне почему-то кажется, что добрая половина этого рассказа-пронас с моим парнем да про подругу с её)) хотя... всем наверное так кажется;)
полная версия страницы